Заместитель директора по клинической работе РНПЦ оториноларингологии — о мечте студентки-медика, стажировках в Германии и освоении новых технологий
Прооперировали, ну и ладно
— Марина Владимировна, выполняя операции по возвращению слуха глухим малышам, хирург ощущает себя звездой?
— Нет, конечно: мы с коллегами просто делаем свою работу — исправляем врожденную тугоухость. Для меня пациенты после кохлеарной имплантации, которые слышат, говорят, остаются каким-то чудом. Лет 15 назад не представляла, что это возможно — вернуть слух глухому человеку. А родители малышей реагируют спокойно — сделали операцию, ну и ладно. Эмоциональная отдача — редкий случай. Может, причина в том, что не жизнь спасаем?
— Возможность слышать — это ведь совсем другая жизнь…
— …наполненная голосами родных людей, пением птиц. Имплантат стоит 25 тысяч долларов. Немыслимые деньги для белорусов, если бы им пришлось самостоятельно его покупать. Приобретает государство и остальные медицинские устройства, без которых прооперированный ребенок не сможет адаптироваться в окружающем мире. Зато, когда ребенку удалишь аденоиды, после чего он начинает носом дышать, мама с папой не нарадуются. На ушках небольшое хирургическое вмешательство выполнишь — слух у малыша улучшится, родители бесконечно благодарны.
— Екатерина Синькевич, мама маленькой девочки, вошедшей в историю белорусской оториноларингологии, считает вас одним из лучших специалистов в Европе.
— Помню крошку Аделину. В феврале 2014-го ее оперировала, ей тогда всего 8 месяцев было, и она стала самой юной пациенткой в нашей стране, которой сделали кохлеарную имплантацию. Чудесная девочка, все у нее замечательно. Растет в прекрасной семье, в которой ребенку уделяют очень много времени, водят на музыкальные занятия. Мама не нарадуется: дочка все слышит и понимает, на шепот с 6 метров реагирует.
— В Беларуси в год сколько таких операций выполняют?
— Около 80, причем операция относится к разряду тех, которые надо постоянно практиковать. Известный российский отохирург Юрий Янов считает, что если кохлеарных имплантаций в клинике, медицинском центре делают менее 20 в год, то в этом и смысла нет. Потому что опыт в таком деле чрезвычайно важен. В нашем центре такие операции делаем директор Николай Гребень и я.
С детьми легко
— Вы давно в медицине…
— И никогда не жалела, что пошла «в детство»: более 30 лет отработала в детском оториноларингологическом отделении РНПЦ (ранее эта была Республиканская клиническая больница патологии слуха, голоса и речи), из них 16 лет — в должности заведующей отделением. Всегда хотела работать в стационаре, а когда предложили лечить детей, сразу согласилась. С ребятишками очень легко найти контакт. Они более доверчивые, мне с ними проще и приятнее, чем со взрослыми. У детей есть одна очень хорошая черта: они не будут жаловаться на здоровье просто так — только если их реально что-то беспокоит. А некоторые взрослые любят покряхтеть, даже когда это не совсем обоснованно.
…С 1997 года — главный внештатный детский оториноларинголог Минздрава. У нас в основном оказывают плановую помощь пациентам, но мне приходилось много ездить по регионам — оказывала экстренную медицинскую помощь. Наша специальность благодатная: безнадежных больных не бывает, почти всем можно помочь. По мере развития медицины расширяются наши возможности.
— Вы говорите, оториноларингология — благодатная специальность, а детских ЛОР-врачей в поликлиниках не хватает…
— Недавно у нас была конференция, на которой озвучили проблему: почему в детских поликлиниках не хватает специалистов? Все просто: работа тяжелая, ответственная, а оплата…
Обучались в Германии
— Вы сами почему стали ЛОР-врачом, а не педиатром, например?
— Так сложилось, что, когда шел шестой год обучения в Минском медицинском институте, руководство вуза решило: будет одна группа интернов с узкой специализацией (урология, оториноларингология, офтальмология). Всего 9 человек. Я вошла в ее состав не случайно, так как увлекалась хирургией. Большая хирургия не подходила мне по физическим возможностям: оперировать могла, но выдержать колоссальную нагрузку, наверное, не получилось бы. Оптимальный вариант — малая хирургия. Офтальмологией, когда проходили цикл по этой специальности, не впечатлилась. Зато оториноларингология пришлась по душе — спасибо замечательному преподавателю Тамаре Михайловне Овчаренко.
По окончании учебы получила распределение в Республиканскую клиническую больницу патологии слуха, голоса и речи. Шел 1985 год. Уровень оказания ЛОР-помощи в стране был не очень высок. Первые обучающие курсы, на которые я попала, проходили в Институте отоларингологии имени профессора А. И. Коломийченко Национальной академии медицинских наук Украины (Киев). По сравнению с нами там работали по космическим технологиям: тогда украинцы минимум на четверть века белорусов обогнали.
Помню, наши врачи обрабатывали височную кость от кариозных изменений при помощи долота и молотка. Многие операции выполняли под местной анестезией: пациент все слышал. Операция на ухе длилась минимум два-три часа. И все это время пациент держал во рту шпатель, обернутый бинтом.
В Киеве уже тогда применяли боры, сложную микрохирургическую технику. Потом нам помогли с оснащением коллеги из Германии, точнее, представители благотворительного общества Berliener Burger Danken (ОО «Граждане Берлина благодарят»). По программе этого общества на стажировку в Берлин съездили около 200 белорусских врачей, в том числе ЛОР. Обучались в ведущих клиниках у лучших специалистов по разным направлениям.
Очень многие из тех, кто участвовал в этой программе, стали известными докторами. Я попала в клинику «Шарите» (Берлин), которая специализировалась на онкологии. Тут и пригодились мои общехирургические навыки — ЛОР-онкологии меня три месяца обучал профессор-онколог. Потом была еще одна стажировка в Дрездене (Германия) по оториноларингологии у прославленного профессора Клауса Янке… Вот так мы осваивали современные медицинские технологии.
— Знания, практические навыки получили, а как их применить на допотопном оборудовании?
— Никак. Но нашу клинику стали переоснащать современной аппаратурой — это заслуга главного врача Василия Гущи, который смог убедить вышестоящие инстанции в необходимости закупок новой техники, без которой развитие нереально. В 2000 году Василий Семенович выполнил первую в Беларуси кохлеарную имплантацию. И, как говорится, пошло-поехало. Начиная с 2007-го — примерно 80 операций в год взрослым и детям. Прооперированы уже более 400 пациентов, свыше 90 % — малыши до 3 лет.
Если говорить о видах операций, выполняемых в РНПЦ, то мы делаем то же самое, что и во всем мире. Оснащены самым современным оборудованием. Операции проводим под общей анестезией.
— Догнали европейских коллег, у которых некогда обучались?
— Выходит, так.
Марина Песоцкая — главный внештатный детский оториноларинголог Министерства здравоохранения Республики Беларусь, врач высшей квалификационной категории. Ранее заведовала оториноларингологическим отделением для детей (с хирургическими гнойными заболеваниями и осложнениями) РНПЦ оториноларингологии. C февраля 2017-го — заместитель директора по клинической работе РНПЦ оториноларингологии.