Слава Минска

Чумацкий шлях

17-01 В биографии Анатолия Федоровича Чумака первый зимний месяц часто был ознаменован знаковыми событиями

 Черно-белые декабри

17-01
За работой

В детстве они ничем особенным не выделялись среди других таких же тяжелых месяцев. Холодно, голодно, как, впрочем, у всех, чью землю опустошила война. Но было детство, которое в 1946-м, когда умер отец, простудившийся после охлаждения льдом в своем жарком сталелитейном цехе, стало сиротским. Тогда трудным скорее можно было назвать лето, когда братья Чумаки вместо игр подряжались пасти соседских коз на окраине Днепропетровска, чтобы хоть немного заработать в подмогу маме.

Декабри стали памятными уже на заводе во взрослой жизни. В 1984 году в декабре токарь Анатолий Чумак защищал свою рабочую диссертацию. У них на «Южмаше» такое мероприятие было редким, к защите допускались претенденты с самым высоким профессиональным разрядом, с багажом новаторских предложений, огромным запасом теоретических знаний и, конечно, безукоризненным владением всеми, в его случае токарными, станками. Теорию токарь учил почти по институтскому курсу, все остальное у него было, и строгая комиссия после длительных испытаний выдала Чумаку уникальный диплом, поставивший токаря в элитарные ряды работников ракетно-космического комплекса СССР.

Последний перед распадом великой страны декабрь 1990 года принес Анатолию Федоровичу третий по счету и первый по степени орден Трудовой Славы за вклад в создание советского космического комплекса «Энергия-Буран».

В декабре 2014-го пришло сообщение о полной остановке завода «Южное машиностроение» в городе Днепропетровске независимой Украины, и месяц стал одним из самых грустных в рабочей биографии Чумака.

Южмаш

17-02
Минчане Чумаки

Вроде бы на автомобильный, а на деле военный завод пятнадцатилетнего Анатолия устроила подруга матери, уговорив знакомого кадровика принять несовершеннолетнего. А так как паспорта ему еще не полагалось, то штампик о принятии на работу шлепнули прямо в метрику, и направили подростка в цех учеником токаря. Тот приказал ему внимательно смотреть, набираться ума и опыта. Несколько дней ученик смотрел, как наставник то и дело меняет резцы, и заметил, что можно сделать один универсальный резец и не тратить время на замену. Учитель скептически улыбнулся, а еще через некоторое время обнаружил на станке тот самый, сотворенный Анатолием резец. Автор его и опробовал, а вскоре напарники выдавали тройную норму за смену. Это было первое изобретение Чумака, потом их стало десятки. Откуда у наследника чумаков — возчиков соли — взялся такой талант и любовь к металлу? Возможно, сказались детские воспоминания о сталеваре-отце, а может, повлиял сам город с его промышленными гигантами, но Чумак стал известным. Именно ему доверили уникальный станок, которых было только три в мире — в Краматорске, где изготовили это огромное, двадцать метров длиной, чудо, в Ленинграде и на «Южмаше». Хозяин станка находился на особой, возвышенной над землей площадке, к нему подавалась десятитонная деталь пресс-формы для твердого топлива очередной ракеты, и токарь колдовал над ней с точностью аптекаря. Иногда к станку подходил сам генеральный директор Леонид Кучма и, задрав голову, кричал: «Толя, у меня к тебе просьба…» Чумак только спрашивал, сколько и к какому времени. Получив ответ, заверял, что все будет в порядке.

Подвижный в подвижном

Речь шла не о ракетах, а о сувенирах для очередной делегации. Древний китайский шарик из слоновой кости, в котором размещаются еще несколько шаров поменьше, выточенных друг в друге из цельного куска материала, занимал умы умельцев веками. Кому-то ценой долгих лет труда удавалось сделать такую своеобразную матрешку, состоящую из пары геометрических тел. Чумак же, присмотревшись, изучив, рассчитав, изготовив специальные резцы, делал шары-матрешки за несколько часов. И если удивленный зритель спрашивал, а может ли мастер к четырем, допустим, фигурам добавить одну, отвечал, что для этого потребуется еще час работы. Вот о таких сувенирах и просил обычно генеральный директор в ожидании очередной, как правило правительственной, делегации. Другие сюда не ездили. Для иностранцев был закрыт не только завод, но и город, а любопытных отечественных туристов на предприятие, естественно, не пускали.

— У нас было совершеннейшее оборудование, — вспоминает Анатолий Федорович. — И хотя опытный токарь по весу, цвету, искрам определит не только металл, но и состав сплава, наличие в нем углерода, к нам заготовки поступали только после тщательного анализа в лабораториях, рентгеновского просвечивания каждой. Готовые детали принимали не только заводские контролеры, но и военпреды. Теперь после неполадки на одной из ракет я услышал, что детали для нее готовила какая-то дочерняя фирма чуть ли не в гараже. Это и смешно, и печально. За качество ракет мы отвечали все — от конструктора до заводского дворника. И каждый удачный запуск нашего изделия становился огромным праздником, мы радовались и гордились, пожалуй, больше, чем космонавты. Директора сразу же вызывали в Москву, и он возвращался с наградами, премиями для коллектива. Работать на «Южмаше» была большая честь.

Сторона не чужая

Провожая Анатолия в армию, мама подарила ему вышитый рушник, потому что обычай этот не песенная придумка, а старинное пожелание сыну легкой дороги и скорого возвращения в родительский дом. И если повезет, то с «гарною жинкою». Служил Анатолий в Белоруссии под Полоцком, где и познакомился с молодой учительницей Людмилой. Закончив службу, женился, не смутившись тем, что жена, заочница Белгосуниверситета, должна была еще несколько лет уезжать на сессии, оставляя на руках мужа и свекрови маленькую Талину. Людмила Ивановна, выросшая в многодетной сиротской семье, умела многое. До педучилища год отработала зоотехником, имела дар к редакторской работе, увлекалась математикой. Но ­пошла в школу учительницей начальных классов. И стала отличником народного образования Украины! В ее классы стремились многие, ее не хотели отпускать на пенсию. Но уехала на учебу в Минск Талина, вышла там замуж, подрастала внучка. И Чумаки решили перебраться в Беларусь. Продали роскошную квартиру, купили жилье в белорусской столице, выдали замуж внучку и дождались правнука. У 4-летнего Тимурчика, конечно же, другая фамилия, но, надевая вышитую сорочку и огромный соломенный капелюх, он становится истинным чумаком.

— Чтим фамилию, — смеется Людмила Ивановна, — у нас даже соус на кухне только «Чумак».

В Минске Анатолий Федорович сразу устроился на работу поближе к дому — в экспериментальное конструкторское бюро Беллегпрома, не хвастаясь своими званиями и известностью. Однако крупные высокотехнологичные минские предприятия нет-нет да и пытаются зазвать знаменитого токаря к себе. Переходить Чумак не собирается, мол, возраст не позволяет, но помочь не отказывается никогда. В Днепропетровске с 2000 года бывал каждое лето, кроме нынешнего, и каждая встреча с предприятием добавляла горечи: из шестидесяти тысяч работников оставалось все меньше, все менее значимыми становились заказы. А старые друзья удивлялись кажущейся проницательности коллеги: ты, мол, заранее чувствовал обстановку, переехал в Беларусь, хорошо тебе там. Последнего Чумак не отрицает: его хорошо приняла страна-соседка, одарили дружбой коллеги — орденоносцы и Герои. А он принес Минску свои славу, мастерство, талант… На процветание новой родины работают дочь и зять, внучка ­Надежда с мужем, минчанином подрастает правнук Тимур.

Чумацким шляхом в Украине называют не только старые тракты, по которым возили соль, но и Млечный Путь. В судьбе Чумака земная и космическая дороги переплелись навсегда.