Уже несколько лет в «Минском курьере» выходит в свет страница «Фотоальбом Евгения Коктыша». И чем больше работ фотохудожника видят читатели, тем интереснее им, а какой же он сам, этот Коктыш? Тем более что июнь для Мастера месяц юбилейный — ему исполняется 75!
А он таков, каким и следует быть ловцу мгновений — быстрый, энергичный, подвижный, неутомимый, любящий профессиональную одежду кино- и фоторепортеров: жилеты и куртки с множеством карманов, карманчиков на застежках, петель, в которых уютно размещаются сменные объективы, фильтры, экспонометры и прочие атрибуты профессионала. Ведь ходят слухи, будто Коктыш до сих пор пленочную фотокамеру предпочитает цифровой.
— Неправда, — протестует Евгений Фомич. — Я привык шагать в ногу со временем, ценю удобство и быстроту действия цифровых аппаратов. А с пленкой все получается медленнее: проявка и печатанье требуют времени, да и подобные услуги недешевы. Хотя в особо важных случаях, к примеру при изготовлении фото для бигбордов, плакатов, естественно, предпочитаю пленочную камеру — она лучше передает перспективу, цветовые оттенки.
Портрет в деревенском интерьере
Фотографии перед глазами деревенского мальчишки находились постоянно — на стене в рамках красовались портреты родителей, выцветшие лики бабушек и дедушек, снимки многочисленной родни. Свою первую фотокарточку первоклассник из деревни Зубелевичи под Ляховичами Женя Коктыш получил случайно: учитель сельской школы стал женихом старшей сестры и, фотографируя невесту, приказал будущему родственнику встать рядом. Как ослушаешься грозного завуча? Робко приткнулся к сестре, таким и вышел на любительском снимке. Признаться, фотографирование в тот раз мальчика не увлекло. Разве что было приятно, что и его портрет в рамочке нашел свое место среди родных.
Да и вообще в семье Коктышей в почете был тяжелый крестьянский труд. Особое место в нем занимала работа с металлом, потому что отец Фома Фаддеевич был отменным кузнецом, которому под силу было не только изготовление тяпок, лемехов да ковка лошадей. Детям он ковал железные чернильницы, украшая их фигурками коней и львов. Даже мама Евгения Михайловна, выхватывая голыми руками раскаленный чугунок из печи, шутила, что на то она и жена коваля, чтоб не бояться горячего.
Союз с металлом был недолговечным
Возможно, потому выросший в горячей семье парень после окончания школы без колебаний рванул по комсомольской путевке на казахстанскую Магнитку под Караганду. Строился там город металлистов Темиртау. Но ему достался шиферный завод в Ак-Тау. Некоторые скисшие одноклассники вернулись домой, Коктыш остался. Учился, потом пошел на армейскую службу, которая вернула его в Белоруссию в танковую часть под Бобруйском.
После армии куда идти металлургу, танкисту и вообще бравому парню, если не на энергофак прославленного Политехнического института? Пошел, поступил, потом перевелся на вечернее отделение и стал работать в Академии наук. Естественно, занимался качеством металлов, в частности сталей. В академии встретил Ларису, молодого биолога, уже положившую глаз на журналистику и потому не расстававшуюся с фотоаппаратом. Вскоре Лариса стала его женой, перевелась на крупный завод, где возглавляла химическую лабораторию, одновременно учась на отделении журналистики БГУ. Но даже став корреспондентом «Вечернего Минска», фотоаппарат у мужа не отняла: после посещения Евгением выставки «Интерпресс-фото-66» в Минске, фотодело завладело им окончательно и бесповоротно.
Именно эта выставка открыла 26-летнему уже имеющему образование и профессию мужчине его истинное призвание — фотографию! Он страстно постигал мастерство в фотоклубе «Минск», учился у коллег по цеху, у корифеев фото- и киноискусства, штудировал специальную литературу. Евгений охотно ездил в дальние и ближние командировки, не отказывался ни от каких заданий, стараясь в самый будничный репортаж внести запоминающуюся зрителю изюминку. Старания увенчались успехом: в 1973 году его работы получили золотую медаль международной выставки фото в Германии, а Коктышу открылась дорога во всесоюзное Агентство печати «Новости» (АПН) на должность корреспондента.
Беседы о мастерстве
— Когда любишь работу, все ее моменты в радость, — делаю я ход к секретам профессии, — но могут ли быть съемки опасными?
— Бывают, — откликается Евгений Фомич. — Помню, однажды звонит собкор «Известий» Миша Шиманский и просит быть в пять утра на площади Победы для поездки на секретные съемки. Я с удовольствием соглашаюсь, едем под Барановичи, где найдены проржавевшие снаряды времен Великой Отечественной, и даже не простые снаряды, а с каким-то особо вредным химикатом. Серьезность положения мы осознали, когда увидели, как саперы цепочкой выносят их по одному, отдаляясь друг от друга на приличное расстояние — если рванет, то погибнет только один человек. Я снимал, конечно, с опаской, и Миша, чтобы поддержать меня, встал возле уже сложенных снарядов и положил на них руку. Отчаянный поступок, но это подбодрило. Правда, военные не дали нам до конца проявить отвагу, загнали в танк. Именно из люка мы потом снимали взрывы, проведенные на специальном полигоне.
Мы вспомнили кумира нашей юности Василия Пескова, его знаменитый снимок белого голубя на немецкой каске и связанные с этим фото слухи о том, что Песков с другом-голубятником накормили крылатых питомцев досыта, а единственным источником для питья сделали каску…
— Я хорошо отношусь к постановочным снимкам, — признался Евгений Фомич. — А почему бы и нет, если изображение потом понравится зрителю, натолкнет на раздумья, вызовет определенные эмоции. Хотя в случае с «Голубем мира» Пескова постановки нет, с птицей не договоришься и не заставишь сыграть роль. Это скорее создание ситуации. Я часто прибегаю даже к провокации ситуаций. К примеру, надо было снять фоторепортаж о бригаде строителей. Собрал информацию, в которой главным героем стал бригадир, мол, на все руки мастер, что работать, что ругаться — от души и во всю силу. Смотрю, а он при виде фотоаппарата окаменел и ходит скованный. День так проходил, второй. Беседует с бригадой, словно с трибуны ораторствует. Ну я и попросил работягу, несшего не очень тяжелый ящик с инструментами, уронить его бригадиру на ногу. Поначалу парень не соглашался, но после уверений, что это для пользы дела, и ради обещанной бутылки согласился, и ящик упал в заданное место. Надо было видеть лицо бригадира, его жесты, его эмоции — только снимай! Отличные кадры получились.
Или как сфотографируешь милиционеров за работой? Они видят репортера — и невольно становятся другими. Однажды я попросил студентов спровоцировать драку возле кинотеатра «Октябрь». Они начали понарошку, потом вошли в раж, сила молодая бьет через край. Народ вызвал милицию, служивые бегут с наручниками, вяжут, как говорится, парней, а я снимаю! Потом уже разруливал ситуацию и лечил своим помощникам фингалы, которые они в горячке наставили друг другу. Это опять-таки не постановочные кадры, а продуманная провокация. Милиционеры не знали о ней и потому действовали по-настоящему.
Раскрыть человека вообще трудно, но актера почти невозможно. Пока его фотографируешь, он десяток ролей сыграет своим лицом, мимикой, глазами. Но мне не нужен пан Быковский, мне Помазан нужен… В подобных случаях тоже надо создавать ситуацию. Как говорил кто-то из литературных героев, настоящий голос женщины можно услышать, только ударив ее палкой из-за куста. Так и актера надо поймать, подстеречь мгновение. Я часами иногда сидел в гримерке и ждал, пока кто-то посторонний вернет артиста в реальность вопросом типа: «А ты знаешь, что такому-то теща на спектакль букет принесла?» Неподдельное удивление в данном случае гарантировано. Или спровоцировать его, заявив, что вчера довелось пробовать пиво из Камеруна. Живой интерес к такой простой детали вернет лицедея в свою оболочку.
Очень любил я снимать Стефанию Михайловну Станюту, она всегда держалась просто, но с огромным достоинством. И однажды преподала мне урок. Захотелось снять ее вместе с Иннокентием Смоктуновским. Он сидел в более выгодном по освещению и антуражу месте, и я попросил Стефанию Михайловну пересесть к нему. А она и говорит: «Женя, я — женщина! Это ОН должен ко мне подойти». Тогда я понял, что не всегда законы фотографии совпадают с этикетом.
Женщина… Порою трудно проявить, подчеркнуть женственность. Когда-то витебским производственным объединением «Доломит» руководила уникальная, умнейшая женщина. Но на такой должности она стала железной леди и ни на какие просьбы о малой толике кокетства, флирта, закатывания глазок не поддавалась. И вот снимаем мы карьер, в нем работают «МАЗы» и «БелАЗы», моя героиня привычно вписывается в скопище этих гигантов. А мне нужна деталь! И вдруг на краю карьера вижу незабудки. Срываю их и дарю небольшой букетик женщине-директору. Конечно, как джентльмен дарю, но, по правде, больше как фотокор — охотник за уникальным кадром. И он вышел! Она растрогана, несколько смущена и рада. Отложить цветы и вернуться в прежнее состояние невежливо, ведь дарящий не ушел, он рядом. И она держит их нежно и осторожно. На фоне карьера и огромных машин эти незабудки были не изюминкой, они были бриллиантом, ключом, открывшим хрупкую и беззащитную женскую душу.
Алексей Дударев вывел формулу, что 70 процентов женщин красивы, а 30 очень симпатичны. И когда мне встретилась полная, килограммов под 140, женщина-лесничая, эта формула пришла на выручку. И в объектив попали столько прекрасных моментов ее лесной работы! Она, человек крайне увлеченный, пересчитывала стволы сосен и спешила на выручку раненому лосю, грациозно ступая по мхам и пробираясь сквозь заросли. Светились глаза, сияла улыбка, летела по ветру сделанная в парикмахерской по случаю приезда корреспондента прическа…
Живу тобой, земля моя…
У самого Коктыша тоже всегда летят по ветру несколько богемные прическа и борода. Так повелось с молодых лет, и только раз он остригся наголо. Это было в первые дни катастрофы на Чернобыльской АЭС. Он с группой писателей колесил по пыльным проселкам Полесья, не обращая внимания на рентгены. Но когда военные насчитали их недопустимое количество на автомобиле и одежде, пришлось расстаться с волосами и привычным рабочим нарядом. Потом на протяжении многих лет Коктыш неоднократно бывал в зараженной радиацией зоне, его тематические чернобыльские выставки демонстрировались в Европе, привлекая пожертвования в пользу детей, помогая организации их оздоровления за рубежом.
Эта работа сдружила мастера с писателями, художниками, радевшими о благополучии и здоровье белорусской земли и ее детей. Евгений Фомич вспоминает вкуснейшие кофейные паузы у Василя Быкова, во время которых смягчалось суровое лицо писателя. Но лучшим портретом Василия Владимировича мастер считает не домашний снимок, а прощальный взмах его руки уезжающему в Афганистан коллеге. Азгур и Поплавский, Лученок и Буравкин, космонавт Коваленок, величественная Стефания Станюта. Десятки и сотни известных людей Беларуси становились героями фоторепортажей Евгения Коктыша и его друзьями. Как бы то ни было, но мало кто сомневается, что одна его внучка названа Стефанией в честь Станюты, равно как и другая, Евгения, — в честь деда. А то, что московский внук назван Франциском, говорит о неразрывных связях его отца, известного политолога Кирилла Коктыша с родиной, его уважении к белорусской истории и культуре.
* * *
Мастер светописи Евгений Коктыш родился во время летнего солнцестояния, когда все живое насыщается светом, радуется ему и цветет. Тепла и света Вам на долгие времена, Солнечный Добрый Человек!